3. Конец 1960^х - 1985

Изучение вопроса о жертвах блокады внезапно прекратилось с конца 1960^х. Дело в том, что резко против любой корректировки цифры "632 253" выступил Д. В. Павлов.

Будучи наркомом торговли РСФСР, он с сентября 1941 по январь 1942 г. находился в блокированном городе как уполномоченный ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения города.ⁱ "Суждения, высказанные мною по поводу излагаемых событий, основываются на данных, которыми я располагаю, а также на впечатлениях от пережитого",ⁱⁱ - пишет Д. В. Павлов. Ценность представленных в его книгах "Ленинград в блокаде" и "Стойкость" материалов увеличивается и тем, что другие участники обороны города, располагавшие подобными возможностями для получения документальных сведений - А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин - были репрессированы по "ленинградскому делу" и не оставили воспоминаний. (Правда, в достоверность многих фактов, приводимых автором, читатель мог только поверить на слово - в книге "Ленинград в блокаде" нет ссылок на конкретные источники и характер документов). Кроме того, находясь на партийной работеⁱⁱⁱ, Д. В. Павлов обладал очень серьёзными связями; всё это ставило его в господствующее по сравнению с другими историками положение.

И вот, начиная с третьего издания своей книги Д. В. Павлов обрушивается на всех, кто пытается уточнить данные Государственной комиссии 1945 года, с обвинениями в отступлении от истины, дилетантизме и т. п.^iv Их приблизительным данным, утверждает он, "верить нельзя". О своём же числе умерших от голода он говорит, что оно "взято нами из месячных отчетов отдела здравоохранения. Эти же данные в свое время подтверждались динамикой выдачи продовольственных карточек. И, наконец, позднее в мае 1943 года, Комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков определила число умерших от голода в 632 тысячи человек. Эти данные оказались немногим больше, чем было указано в месячных отчетах горздравотдела, что несомненно явилось результатом более точного счета"^v. Что касается материалов, которые могли лежать в основе месячных отчётов Ленгорздравотдела, то, по мнению Г. Л. Соболева, "единственным обобщенным источником такого рода могли служить расчетные данные на основе выдачи продовольственных карточек. В этом убеждают ориентировочные расчеты Ленинградской городской плановой комиссии, которые совпадают с данными о смертности, приведенными в книге "Ленинград в блокаде". Но Д. В. Павлову лучше, чем кому бы то ни было, известно,что число карточек нельзя отождествлять с числом жителей. Об этом он справедливо пишет в той части книги, где речь идёт о контроле над распределением и учетом продовольствия.^vi <...> Расчеты на основе выдачи карточек не могут быть точными еще и потому, что они не учитывают ту часть населения города, которая находилась на котловом довольствии и карточек не получала. Упомянув однажды в своей книге о существовании этой категории населения, Д. В. Павлов не принимает ее во внимание, когда ведет речь о числе погибших от голода в блокированном Ленинграде".^vii Точность учёта погибших в тяжёлых условиях блокады Д. В. Павлов аргументирует следующим пассажем: "Кто же изготовлял оружие для фронта? Кто же, наконец, проявлял мужество и стойкость в защите города, если некому было даже считать умерших?"^viii Однако на самом деле сама возможность такого счёта в то время крайне сомнительна; Комиссия же, вообще говоря, занималась учётом только смертности среди ленинградцев, а ведь в городе находилось ещё более 100 тысяч беженцев, о судьбе которых, - очевидно, весьма тяжёлой, - Д. В. Павлов умалчивает.^ix Тем более, что в мае 1943 года она была ещё только создана, а число умерших от голода определила лишь в мае 1945^x.

Книга Павлова, безусловно, очень убедительна, но лишь как мемуарный источник, - не относящийся к историографии^xi. Но беда заключалась в том, что он употребил в борьбе с оппонентами весь обширный ресурс своих связей "в верхах". Итогом этого было то, что все остальные точки зрения на проблему не допускались в печать "соответствующими органами". Во многие работы - например, в выходивший в 1970, 1974 и1985 гг. "Непокорённый Ленинград" - итоговые цифры потерь вовсе не попадали; подчас они изымались из ротапринтных макетов.^xii Особенно решительное "наступление" Д. В. Павлов повёл в 1975 г., когда он пишет письмо Суслову: "...Стало известно, что в подготовленном к изданию очередном томе Истории Второй мировой войны приводится число погибших от голода 800 тысяч <...> А это уже будет означать официальное признание того, чего не было".^xiii Далее Павлов рассказывает, откуда взялись эти цифры: из заметки Ковальчука и Соболева 1965 г. они попали в "Очерки истории Ленинграда", а оттуда - в "Воспоминания и размышления" Г. К. Жукова. Д. В. Павлов заявляет: "Я, как участник обороны города, располагавший всеми данными, утверждаю, что обнародованная от лица нашего правительства на Нюрнбергском процессе цифра о смертности людей за время блокады соответствует факту. Менять через 30 лет известную всему миру цифру 642 тысячи на другую - 800 тысяч - ничего полезного не даст, а только подорвет стабильность официальных заявлений нашего правительства, а кому это выгодно? Прошу Вас не допустить публикации другой цифры".^xiv Суслов назначает проверку, которая, по точным сведениям В. М. Ковальчука, не была произведена, - однако, "доказала" правоту Д. В. Павлова (возможно, проверяющие просто взяли данные с экспозиции, бывшей тогда в музее).

Начальник ИВИ П. А. Жилин, готовивший к изданию том, получил от Первого секретаря Ленинградского обкома КПСС письмо с соответствующими указаниями относительно долженствовавшей появиться в нём цифры. В ответ на высказанное им удивление отдел пропаганды Обкома пообещал провести разбирательство, и созванная им комиссия, опираясь в основном на материалы ЛПА и ЛГАОРСС, подтвердила цифру. При этом было подчёркнуто, что цифра эта относится только к населению города Ленинграда. Однако достоянием общественности информация об этом деле не стала.^xv

В итоге эти данные вплоть до 1987 г. всячески замалчивались. Исчезли они и из воспоминаний Г. К. Жукова (он умер в 1974 г. через несколько недель после того, как последняя глава их 2 го издания была подписана в печать).^xvi Там, завершая рассказ о битве за Ленинград, он упоминал о книге Г. Солсбери, вышедшей в Англии в 1969 г. под названием "Осада Ленинграда". Маршал возмущается тем, что этот автор "явно и умышленно вводит в заблуждение читателей", когда "утверждает, будто "советское руководство явно и умышленно преуменьшает данные об умерших от голода"".^xvii Г. К. Жуков возражает: "Мы совершенно не собирались скрывать число жертв преступлений немецких фашистов. <...> Просто установить сразу после войны подлинные цифры жертв осады оказалось делом нелегким. В страшную блокадную зиму 1941/42 года подсчитать число умерших от голода было некому."^xviii Далее в [4] следует: "Первой объявленной цифрой погибших было 632 тысячи человек. Но впоследствии советские историки уточнили эту цифру, что и нашло отражение в пятом томе "Очерков истории Ленинграда".

Вот что написано в этом авторитетном труде: "От налетов авиации и артиллерийских обстрелов погибло 16 747 ленинградцев, а 33 782 человека получили ранения. Не менее 800 тысяч ленинградцев (курсив мой - Г. Ж.), погибших от голода и лишений, - таков итог вражеской блокады."".^xix В большинстве позднейших изданий этот фрагмент выглядит иначе: "Но впоследствии Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков установила,что во время блокады Ленинграда погибли от голода около 642 тысяч человек и от налетов фашистской авиации и артобстрелов пали около 21 тысячи человек".^xx

Как бы ни обстояло дело с самим Г. К. Жуковым, высказанная им позиция относительно "очернительских" работ западных учёных отражает официальную точку зрения того времени; книга Г. Солсбери (американское, ныне прижившееся у нас, название - "900 дней") среди подобных работ, пожалуй, самая известная (хотя и не самая "очернительская")^xxi.

Американский журналист Г. Солсбери посещал город вскоре после снятия блокады. На основе собственных впечатлений, рассказов очевидцев, опубликованных материалов он написал свою сенсационную книгу, в Советском Союзе сразу же всячески заклеймённую. Сенсационна она была, впрочем, в большой степени только для неподготовленного зарубежного читателя; для советских же (и, впоследствии, недавно советских) людей необычен был стиль работы.^xxii Конечно, нередко Г. Солсбери, по выражению известного отечественного историка Кутузова, "механически переносил западные нормы поведения"^xxiii на факты нашей истории; но всё-таки его книга сейчас - классика, и его мнение стоит так или иначе принять во внимание.

Относительно цифр с Нюрнбергского процесса он отмечает, что в них не учитывались потери среди жителей Ораниенбаума, Сестрорецка и других пригородов внутри блокадного кольца. Далее, следуя рассуждениям В. М. Ковальчука и Г. Л. Соболева, он также получает число жертв не менее 800 тысяч. Но после этого Г. Солсбери напоминает о неучтённых потерях в пригородах и при эвакуации (так, с января по 15 апреля 1942 г. на крохотной станции Борисова Грива умерло 2 200 человек), а также о потерях среди военных от голода и болезней - 12 416 человек только за зиму 1941/42 гг., общая смертность не менее 100 - 200 тысяч человек. Он приводит мнение осторожных советских исследователей, говорящих о более чем миллионе погибших. Обоснованными итоговыми цифрами Г. Солсбери, считая преувеличением выводы некоторых западных авторов о двух миллионах умерших, называет: более миллиона среди гражданского населения, вместе с военными - 1,3 - 1,5 миллионов.^xxiv Как видим, цифра просто подводит итоги советских исследований, пусть даже довольно смело.

Что же до того, против чего протестовал Г. К. Жуков, то далее автор действительно утверждает, что данные преуменьшались, но говорит это в основном о сталинской эпохе. По его мнению, Сталин боялся, что подлинные цифры окажут политическое влияние внутри страны и покажут внешнему миру, как Советский Союз ослаблен; в случае опубликования страшной статистики встал бы вопрос об ответственности.^xxv На самом деле это было бы в большой степени применимо, если только отнести эти мысли к Великой Отечественной войне в целом: в самом деле, объявленная в 1946 г. Сталиным цифра общих потерь "7 миллионов"^xxvi с очевидностью намеренно преуменьшена, и примерно из названных Г. Солсбери побуждений. А что до Ленинграда, то тут негодование Г. К. Жукова имеет под собой, похоже, все основания; не известно фактов, свидетельствующих в пользу того, что после войны данные о потерях в Ленинграде кто-либо пытался скрыть или преуменьшить из подобных политических соображений. В оправдание Г. Солсбери можно заметить, что он, во-первых, не обладал подробными представлениями об особенностях хода общественно-политических процессов в нашей стране тех лет, а во-вторых, что он находился под влиянием своей западной идеологической конъюнктуры, которым не следует пренебрегать так же, как и влиянием на советских исследователей конъюнктуры коммунистической.

Большинство работ западных историков и публицистов о блокаде, как бы то ни было, оказывали влияние в основном на зарубежные читающие круги; наш читатель в своей массе знал о них разве что из "гневной" пропаганды.

Подобное положение держалось всю эпоху "застоя"; лично в моих, человека молодого поколения, глазах - оно характеризует её не с лучшей стороны. С 1970 по 1982 г. вышло более 100 книг, так или иначе затронувших тему обороны Ленинграда. Для этого времени характерны небольшие книги по узкому кругу вопросов (касавшихся, в частности, партизанского движения в области и т. п.), обычно в повествовательной форме; много выходит мемуаров. Эмоциональные и субъективные мнения участников приветствовались куда больше, чем исследовательские работы; авторам приходилось тщательно избегать "табу" на личности и сюжеты (такие, как тема уточненных потерь), проходить через нескончаемые обсуждения и рецензирования.^xxvii

Наиболее "тонким" местом в стене запретов, сквозь которое то и дело удавалось прорваться отдельным публикациям, была биография А. А. Кузнецова. Он был репрессирован по "ленинградскому делу", и хотя и был уже давно реабилитирован, но, как и все прочие его жертвы, как бы "частично". Первым посвящённым ему капитальным трудом была книга партийных работников Базовского и Шумилова "Самое дорогое. Документальное повествование об А. А. Кузнецове", вышедшая в 1982 г. В следующем году на тему блокады вышло целых 13 книг; однако уже в 1984 г. её снова стали всячески "затирать". Статья Первого секретаря Ленинградского обкома КПСС в партийном издании "Коммунист" (январь 1984, №2) носила очевидный современникам "установочный" характер. Там, в частности, с 40 летием снятия блокады объединялось 60 летие переименования Петрограда в Ленинград. О жертвах же сообщалось, что с ноября 1941 по март 1942 г. погибло "более 243 тысяч ленинградцев"...

Но времена уже начинали стремительно меняться. В книге А. Р. Дзенискевича, В. М. Ковальчука и др. "В годы суровых испытаний", вышедшей в 1985 г., дать сведения о потерях ещё не удалось; но вскоре перемены смели и этот запрет.^xxviii